Калининградская область — часть бывшей Восточной Пруссии вошла в состав СССР в 1945 году. Калининград, в прошлом носивший имя Кёнигсберг, представлял собой хорошо укрепленный район обороны немцев. Эта земля до сих пор не просохла от русской крови, а потому совершенно непонятно, как можно было в 1991 году при объявлении независимости трех республик Прибалтики забыть оговорить с их властями условия свободного передвижения граждан России из Калининграда на «материк» и обратно.
Даже в годы холодной войны Советский Союз, руководствуясь гуманными соображениями, согласился с предложением западных держав создать для жителей Западного Берлина безвизовый коридор для их перемещения в ФРГ через территорию ГДР. После начала процедуры вступления в Евросоюз стран Прибалтики «благодарная» Европа отплатила России требованием ввести визы для транзитных поездок наших граждан через территорию Литвы, и это притом, что транзитный поезд будет пересекать литовскую территорию без остановок.
Эксперты нашего думского комитета по международным делам установили следующую «картину маслом». В 2002 году был зарегистрирован примерно один миллион пересечений границы Калининградской области с Литвой и Польшей (в среднем в 14 раз больше, чем на других границах РФ). Среди них мы выделили несколько групп российских граждан, права которых могли быть задеты введением Европейским союзом визового режима.
Самая большая группа – это калининградские «челноки», которые пересекают границу практически ежедневно. Как правило, это жители области, выезжающие в Литву или Польшу за определенной группой товаров или, наоборот, перепродающие товары из Калининградской области. Эти люди вполне могли бы получить либо шенгенскую, либо национальную литовскую визу. Никаких нарушений прав человека здесь нами не усматривалось. Любое государство, будь то Россия, Литва или Монголия, может по своему усмотрению вводить или отменять визовой режим на своих границах (более того, любое государство даже при отсутствии визового режима вправе отказывать по своему усмотрению и без объяснения причин гражданину иностранного государства во въезде на свою территорию). Другое дело, что это заставляло наших граждан нести дополнительные расходы на приобретение визы, стоимость которой, как правило, включалась в цену товара и перекладывалась на конечного покупателя. Но оппонировать этому было сложно.
Вторую группу представляли граждане (жители как Калининградской области, так остальной России), выезжавшие в другие страны Евросоюза через территорию Литвы. Эти граждане уже несколько лет получали для осуществления таких поездок шенгенские визы, и их положение после ввода Литвой визового режима существенно не изменилось.
А вот третья группа – граждане России, которые транзитом переезжали из Калининграда на «материк» и обратно и не собирались останавливаться по делам в Литве, в наибольшей степени ущемлялись в результате введения визового режима. Кроме того, возникла политическая проблема суверенитета России над Калининградской областью – нашим гражданам для переезда в другой регион страны требовалось разрешение иностранного государства!
Мы посчитали, сколько человек будет поражено в своих гражданских правах, и установили, что ежегодно осуществляется 600-650 тысяч железнодорожных поездок по маршруту Москва – Калининград – Москва, из которых примерно половину – 300 тысяч – составляют билеты в оба конца. Количество транзитных пассажиров автомобильного транспорта было оценено нами примерно в 200 тысяч в год. Таким образом, можно было говорить о 400–500 тысячах человек в год, пересекающих литовскую границу в качестве транзитных пассажиров в оба конца (исключая лиц, для которых Литва – конечная точка маршрута, и лиц, направляющихся в другие государства Евросоюза).
В случае введения транзитных виз для этой категории пассажиров в литовские консульства должно было поступать не менее 1200 ежедневных обращений на выдачу, по крайней мере, двукратных транзитных виз. Очевидно, что литовские загранучреждения были не в состоянии справиться с таким потоком.
Литовские власти распространяли дезинформацию, что их страна якобы готова предоставить жителям области бесплатные многократные литовские и даже шенгенские визы, но Москва, мол, упирается. Это была обыкновенная ложь: никто нам такое не предлагал, никто не собирался выпускать российских граждан, в том числе и калининградцев, из визового капкана. Разговор шел только о визах, которые Вильнюс и Брюссель собирались вводить уже с 1 января 2003 года. С учетом хамской позиции официального Вильнюса, которую он демонстрирует по отношению к транзиту грузов в Калининградскую область и получению шенгенских виз для граждан России после начала Специальной военной операции 2022 года, можете представить те колоссальные трудности, которые бы возникли у России, если бы мы не принялись 20 лет тому назад решать проблему калиниградского транзита, оставленную нам близорукими и безответственными Горбачевым и Ельциным.
Мороча нам голову, западные дипломаты в 2002 году обещали в виде компенсации «покрывать» часть стоимости паромных и авиационных билетов, превышающую цену проездного билета на автобусе. При этом они полностью игнорировали доводы российской стороны о том, что есть немало граждан, которые в силу различных обстоятельств или заболеваний пользуются исключительно наземным транспортом. Кроме того, авиационными маршрутами Калининград был связан лишь с несколькими городами России, а это неминуемо привело бы к дискриминации значительного числа граждан, проживающих в провинции. Да и короткая взлетно-посадочная полоса в калининградском аэропорту «Храброво» позволяло принимать лишь магистральные самолеты средней вместительности типа Ту-154.
Из города Сафоново Смоленской области в Калининград, минуя Москву, ходил прямой поезд. В случае введения визового режима жители Сафоново должны были сначала отправиться за визой в литовское консульство в Москве (это семь часов поездом), отстоять там несколько дней в очередях (при этом еще где-то организовать себе ночлег в столице), вернуться тем же поездом в Сафоново, и только после этого они могли сесть на прямой поезд в Калининград. Стоимость поездки в Калининград с учетом «крюка в Москву» и обратно, а также консульских сборов и стоимости проживания в Москве, возрастала в два-три раза. Для пенсионера это означало запредельные расходы и попрание человеческих прав. Причем количество таких «провинциалов», направляющихся транзитом в Калининград к своим родственникам, оказалось не менее 50–60 тысяч человек в год. Эта цифра означала массовое нарушение прав человека.
К концу весны 2002 года переговоры дипломатов России и Евросоюза по калининградскому вопросу окончательно зашли в тупик. Владимир Владимирович Путин был крайне озабочен ходом дела. «От того, как будет обеспечен транзит людей и грузов между Калининградской областью и Россией, без преувеличения будет зависеть будущее отношений России и Евросоюза», – заявлял тогда президент России, отмечая, что предложения Москвы «пока не находят понимания»: «После того как состоялись похороны холодной войны, возвращение к таким подходам непонятно».
До введения литовских виз для транзитных пассажиров в Калининград оставалось всего полгода, рычагов давления на Брюссель в МИДе не видели, и все думали над тем, как это объяснить гражданам России. Мало того, что вся Восточная Европа, еще вчера открытая для посещений, отправила наших граждан выстаивать изнурительные очереди за визами, так теперь еще и к себе домой без платной визы не проедешь.
Вместо бесхитростного официального лобового подхода мы решили использовать приобретенный нами в ПАСЕ опыт парламентского «крючкотворства», да так, чтобы бюрократам Еврокомиссии крыть было нечем. Кто-то из нас предложил применить против евробюрократов их же излюбленное оружие – тему защиты прав человека – и перевести камерные дипломатические переговоры в широкую публичную правозащитную дискуссию.
Сама стратегия на переговорах с ЕС по Калининграду предполагала решение двух задач. Во-первых, мы предложили рассматривать возможность решения вопроса о калининградском транзите с точки зрения перспективы полного упразднения между Россией и странами ЕС визового режима. В связи с этим мы подготовили президенту проект его послания главам государств Евросоюза, который и дал старт нашему «штурму» Брюсселя и Вильнюса. Предлагая найти «временное решение», мы указывали на наличие в самом шенгенском законодательстве брешей для правового решения конфликтного вопроса. Например, статья 5.2 дает право стране-участнице делать исключение из режима Шенгена или приостанавливать этот режим в отношении отдельных категорий иностранных граждан «по гуманитарным соображениям», по соображениям «национальных интересов» или в связи с другими международными обязательствами. А внимательно прочитанная нами статья 141, оказывается, прямо давала возможность странам-участницам добиваться внесения изменений в правила Шенгена в связи с «фундаментальным изменением обстоятельств». Очевидно, что появление части российской территории внутри Шенгенской зоны подпадало под это определение. Ведь «творцы Шенгена» ни в 1985-м, ни даже в 1990 году не могли предвидеть распада СССР и бурного расширения ЕС, что, собственно, и послужило «фундаментальному изменению обстоятельств».
Во-вторых, помимо чисто переговорной тактики мы приступили к разработке плана оживления приграничного сотрудничества и развития в Калининграде специальной экономической зоны. Сложное, особенно на фоне соседей – Литвы и Польши, социально-экономическое отставание региона порождало опасную тенденцию к сепаратизму, особенно в молодежной среде. Стали появляться идеи учреждения некой «балтийской республики» с последующим ее включением в Евросоюз. Такие настроения в разгар тяжелейших дискуссий с ЕС были сродни удару ножом в спину переговорщикам. Кроме того, разгул преступности, проституция, эпидемия СПИДа, наркоторговля, дальнейшее ухудшение социально-экономической и экологической ситуации в Калининградской области давали в начале «нулевых» европейцам дополнительные аргументы к ужесточению позиции по пограничному режиму и транзиту в Калининград.
Просчитав слабые места переговорной позиции Евросоюза, я решил предложить свою помощь президенту выйти из тупика дипломатических переговоров, переведя их на уровень широкой общественной и правозащитной дискуссии. Сняв трубку правительственной связи, я набрал номер «Первой приемной». Владимир Владимирович тут же соединился и, выслушав меня, предложил приехать к нему в Кремль тотчас. Через 15 минут я уже докладывал ему свой подробный план по Калининграду.
«Я хочу возложить на вас миссию моего специального представителя на этих переговорах. Ваш план может сработать. Все, что вы мне изложили, принимается. Сейчас мы согласуем ваше назначение с Игорем Сергеевичем Ивановым», – президент нажал клавишу на пульте связи. Министр иностранных дел оказался на рабочем месте.
Путин изложил идею назначить меня спецпредставителем президента. Иванов артачился. «Игорь Сергеевич категорически возражает», – сообщил мне президент, повесив трубку. Я попрощался и вышел из кабинета.
На следующий день, 12 июля 2002 года, в актовом зале здания Министерства иностранных дел на Смоленской площади проходило совещание российских послов. Все ожидали приезда президента и толпились в фойе и курилке. Я подошел к министру поздороваться. Увидев меня, Иванов выпрямился и в расчете на то, что его услышат все замы, громко произнес: «Я не знаю, что ты там вчера нашептал президенту, но ты станешь его представителем по Калининграду только через мой труп. Я готов съехать из своего кабинета. Пожалуйста, садись в мое кресло и командуй, но пока я – министр, решать проблему калининградского транзита будет наше министерство!»
Сцена была неловкая. Я меньше всего хотел конкурировать с МИДом в решении столь важного вопроса. Любая трещинка в переговорной позиции России была бы немедленно использована нашими оппонентами, и в итоге проиграла бы вся страна. Поэтому моим желанием было как можно быстрее замять этот конфликт и начать сообща реализовывать нашу новую стратегию.
На следующий день я выехал в город по хозяйственным делам. Машинально включил радио в автомобиле. Диктор зачитывал указ о назначении меня «специальным представителем президента Российской Федерации по вопросам жизнеобеспечения Калининградской области в связи с расширением Европейского союза». На следующий день я собрал наших экспертов, чтобы обсудить план действий. Как вести переговоры, мы знали. Указ президента подписан. Это в плюсе. А что в минусе? Полномочий и прав по координации работы правительственных органов, задействованных в калининградском вопросе, у меня нет. Возможности хотя бы ознакомиться с практическими наработками МИДа на переговорах с Еврокомиссией – тоже нет. Указания нашим посольствам в Литве, Бельгии и дипломатической миссии при Европейских сообществах взаимодействовать со мной также нет. Нет даже финансирования на командировки, нет офиса и хотя бы минимального штата дополнительных сотрудников, необходимых для полноценной работы по столь важному для государства вопросу. Ничего этого в наличии не было и указом не подразумевалось. Я позвонил помощнику президента Сергею Приходько, отвечавшему за внешнюю политику, но он меня не обнадежил. Я понял, что добыть полномочия придется «в бою».
Я сразу вспомнил и рассказал слегка приунывшим коллегам анекдот, чем отличается атака итальянской пехоты от русского штыкового удара. Когда русский офицер вылетает из окопа на бруствер, он кричит своим солдатам: «Братцы! За Родину! Уррра!» – и увлекает бойцов своим примером в яростную атаку. В итальянской армии все происходит иначе. Когда храбрый офицер вылезает из окопа на бруствер, он кричит своим солдатам: «Avanti, avanti!» («Вперед, вперед!»). При этом восхищенные итальянские солдаты, оставаясь в окопе, начинают бурно аплодировать, восклицая: «Bravo, bravo!». «Так и мы», – говорю я коллегам, – «уже на бруствере, зовем всех в атаку, а нам лишь аплодируют из окопа!»
Посовещавшись, мы решили отвоевывать себе пространство для работы и маневра интеллектуальным напором и локтями. Отменив запланированные на август отпуска с семьями, мы приступили к работе. Погрузившись глубоко в теорию вопроса, я понимал, что на практике все может выглядеть иначе. Первым делом я позвонил корреспонденту Первого российского телеканала в Калининграде Олегу Грознецкому. Этот талантливый и смелый журналист, перебывавший во всех горячих точках, всегда был очень наблюдательным человеком. Проблему калининградского транзита мы несколько раз обсуждали с ним во время моих прошлых командировок в Янтарный край России. Существо вопроса он знал намного лучше любого дипломата, поскольку сам мотался по служебным делам из Калининграда в Москву и обратно всеми видами транспорта по несколько раз в месяц.
Описав в красках страдания наших соотечественников, которым приходится ежедневно сталкиваться с проблемами изоляции региона, Олег вызвался мне помочь. Он-то и предложил мне проехать на его «Ладе-десятке» обе границы – белорусско-литовскую и литовско-российскую, чтобы самим во всем разобраться. Я с благодарностью согласился.
Через пару дней Олег с оператором уже встречали меня в минском аэропорту. Не мешкая, мы сразу отправились в дорогу в направлении Литвы. Быстро пройдя на белорусской полупустой границе все пограничные и таможенные формальности, мы въехали в Литву и на большой скорости понеслись в сторону Вильнюса.
В столице Литовской Республики нас приняли крайне настороженно. Здесь хорошо знали и меня, и боевой характер Конгресса русских общин, представленного в Сейме активистами Союза русских Литвы. Тем не менее, встречи прошли в «конструктивном ключе» и с «субстантивным наполнением», как бы выразились наши дипломаты. За несколько часов пребывания в Вильнюсе я успел повстречаться с президентом Валдасом Адамкусом, его только назначенным спецпредставителем – председателем комитета Сейма по иностранным делам Гедиминасом Киркиласом, а также бывшим тогда премьер-министром Альгирдасом Бразаускасом, руководством Сейма, МИДа и МВД республики.
Вручив Адамкусу послание Путина, я выслушал в ответ заверения литовской стороны «решить калининградский вопрос с максимальной пользой для обеих соседних стран». Действительно, литовцы очень активно работали в Калининградской области, имели там массу совместных предприятий, и ссориться с нами из-за твердолобости Брюсселя тогдашнему официальному Вильнюсу не хотелось.
Завершив дела в Литве, мы выдвинулись в сторону российской границы. До нее нам было ехать всего несколько часов. В зеркале заднего вида я заметил сопровождавшую нас машину с людьми в штатском. Думаю, что такая «забота» была напрасной – в Литве ездить удобно и безопасно, и мы быстро долетели до Советска (бывшего немецкого Тильзита) без всяких проблем и осложнений.
Километров за двадцать до границы нас на трассе встретил черный «Мерседес» российского генконсула. Я отказался покидать руль российской «легковушки», принадлежащей нашей съемочной группе, поблагодарил дипломата и попросил его следовать за нами.
На российском берегу нас ждала целая процессия во главе с губернатором, федеральным инспектором и командующим Балтийским флотом. Слава богу, что они не прихватили с собой оркестр. Они полагали, что я еду в «Мерседесе», а поскольку наша «Лада» закрывала на мосту «немцу» дорогу, ко мне подбежал офицер-пограничник, торопливо проштамповал наши паспорта и велел быстро отсюда сваливать, так как «следом за нами едет крутая шишка». Мы, еле сдерживая хохот, понятливо кивнули ему.
Я прибавил газа и объехал толпу встречающих, нетерпеливо переминавшихся с ног на ноги в ожидании «шишки». Оператор включил камеру, Грознецкий подсоединил к ней микрофон, и, оставив машину, мы подошли сзади к губернатору. Я тронул его за плечо и спросил: «Вы не подскажете, как пройти в библиотеку?» Так мы весело познакомились с руководителем Янтарного края России Владимиром Егоровым.
За три месяца, остававшихся до саммита России и Европейского союза, я десятки раз посещал Калининград, провел многочисленные встречи с областным руководством, командованием Балтийского флота, бизнесом и местными СМИ, наведывался к очереди у литовского консульства, где обеспокоенные изоляцией региона калининградцы днями и ночами ожидали обещанных им транзитных виз.
В бывшей столице Восточной Пруссии было открыто Бюро спецпредставителя, которое возглавил переехавший на полгода в Калининград Андрей Савельев. Он подготовил для передачи руководству страны уникальные материалы и предложения по развитию инфраструктуры региона, созданию специальной экономической зоны по типу «налоговой воронки» для граждан ЕС, снятию напряжения на пограничном и таможенном контроле, борьбе с криминалом и сепаратизмом.
Группой спецпредставителя был обеспечен вывод переговоров с Литвой и Европейской комиссией на совершенно иной качественный уровень. В западной прессе появились серьезные публикации на тему «обоснованности российских претензий по калининградскому транзиту», соответствующая дискуссия развернулась в ПАСЕ и Европарламенте, в Берлине подобные слушания прошли в Германском обществе внешней политики.
Сложнее всего было вести дела с главным переговорщиком ЕС, британским еврокомиссаром, бывшим последним британским губернатором Гонконга Крисом Паттеном. Он всячески демонстрировал непонимание российской позиции и ссылался на то, что, мол, поезд из Москвы в Калининград по территории Литвы идет так медленно, что любой желающий может «легко выйти из него и тут же раствориться на бескрайних просторах Евросоюза». Меня эта не вполне компетентная позиция сильно раздражала. В конце концов, я предложил Паттену публично заключить пари: мы вместе с ним садимся на поезд в Калининград и в указанном британцем месте прыгаем из эшелона. Если мы при этом останемся живы, то я готов официально признать правоту ЕСовских переговорщиков и принять их условия для транзита. После такой моей инициативы Паттен перестал прибегать к использованию на переговорах несерьезной аргументации.
Особо мощное давление на твердолобую позицию еврокомиссаров оказали главы крупнейших государств и авторитетные общественные деятели Европы, с которыми я успел провести предметные переговоры. Президенты Литвы и Польши Адамкус и Квасьневский, итальянский, испанский и литовский премьеры Берлускони, Аснар и Бразаускас, главы МИДов Франции (Де Вильпен), Италии (Фини), Греции (Папандреу), статс-секретари внешнеполитических ведомств Австрии, Германии, Финляндии, Дании, комиссары ЕС Проди, Паттен, Ферхойген, Де Паласио, Солана, ветераны европейской политики Ахтисаари и Геншер – таков неполный список участников моих ежедневных переговоров по разрешению этого важнейшего для России и Европы вопроса.
Из всех этих встреч самой яркой и короткой была поездка в Италию к итальянскому премьеру и «ястребу» Сильвио Берлускони. Принимали меня в Риме как высокого гостя. Даже ковровые дорожки постелили в римском дворце Киджи. Вдоль дорожек стояли бравые кирасиры (или драгуны – честно говоря, я так и не понял). Отдавая честь, они стучали прикладами по гулкой мостовой и махали саблями. В общем, чувствовал я себя представителем планеты Земля во время официального посещения созвездия Рыбы.
Все шло хорошо до тех пор, пока мы не зашли в лифт. Подняться нужно было всего на второй этаж, можно было воспользоваться лестницей, но пафос торжественного приема толкнул нас прямо в лифт. На табличке, прикрепленной к его двери, была указана вместимость – 10 человек, а в скобках грузоподъемность – 500 килограмм. То есть лифт был рассчитан на стройных итальянцев, каждый из которых, как теперь я понимаю, должен весить не более 50 кг. Но, прочтя надпись «10 человек», мы решили руководствоваться именно ею, а не допустимым для этих 10 человек весом. Люди мы русские, а потому весим в два раза больше среднего итальянца. Лифт этого не знал, а потому, закрыв за нами двери, тут же и умер. Минут семь мы стояли неподвижно, удивленно и молча, внимательно вслушиваясь в затухшую жизнь подъемной машины и обеспокоенные возгласы оставшихся снаружи итальянцев. Вдруг я услышал отборную итальянскую ругань: «Идиоты, немедленно извлеките из лифта застрявших там людей! Там посланник моего друга Владимира, а вы замуровали его в этом уродском лифте!» Я понял, что это был сам Сильвио Берлускони, распекавший своих людей за нерасторопность в деле освобождения невольных пленников древнего римского лифта. Наконец, несколькими рывками вверх лифтовая кабинка была поднята до уровня второго этажа, и долгожданная свобода нас встретила радостно у входа.
Берлускони сжал меня в объятиях, спросил, не задохнулся ли я в компании моих грузных товарищей по несчастью, и повел к себе в кабинет. По дороге я осведомился о результатах последнего матча с участием «Милана». Упоминание любимого футбольного клуба привело господина Берлускони в окончательный восторг, и он тут же пообещал мне всяческое содействие в разрешении калининградского транзита. Слово свое он сдержал, за что я буду всегда благодарен этому необыкновенно яркому итальянскому другу России.
За две недели до саммита Россия – ЕС, 23 октября 2002 года, я вылетел в Копенгаген для окончательного разговора с датчанами. Эти оказались самыми упертыми. Согласно неформальному распределению ответственности внутри Евросоюза Дания «курировала» Литовскую Республику. Вильнюс докладывал в Копенгаген обо всех договоренностях с Москвой по транзиту, жалуясь на меня, мол, «русский спецпредставитель выкручивает нам руки».
Занимая по калининградскому транзиту самую непримиримую позицию, Дания пользовалась своим положением председательствующего на тот момент в ЕС. Ее полугодовое председательство выпало на вторую половину 2002 года – период самых острых переговоров по транзиту. Копенгаген вмешивался во все детали нашей дискуссии с Литвой и Европейской комиссией, пытаясь вставлять палки в колеса везде, где это только было возможно.
Более того, датчане сами давали повод усомниться в их желании вести с Россией честные переговоры. Они разрешили проведение в Копенгагене в конце октября очередной сходки эмиссаров чеченского бандитского подполья, официально называемого «Конгрессом чеченского народа». О недопустимости таких враждебных по отношению к России действий я сам неоднократно предупреждал своих скандинавских собеседников. В ответ они только «растерянно» удивлялись, «как в условиях демократии они могут запретить форум чеченских диссидентов».
Однако вечер 23 октября расставил все точки над i. В момент, когда мы завершали тяжелые переговоры с датскими дипломатами, банда Бараева взяла в заложники сотни мирных людей – москвичей и гостей столицы, пришедших в московский театр на мюзикл «Норд-Ост». Первым же самолетом утром 24 октября я вылетел из Копенгагена в Москву и сразу же из аэропорта поехал на Дубровку – в оперативный штаб по освобождению заложников.
На месте я организовал работу с несколькими десятками западных дипломатов, которые до моего приезда в поисках хоть какой-то информации о судьбе их сограждан, оказавшихся в злополучном месте, бесцельно слонялись по коридорам оперативного штаба. Именно с их помощью нам удалось установить телефонную связь с заложниками из числа иностранцев и добыть, как я надеялся, полезную для силовиков информацию. Вместе с помощником президента Сергеем Ястржембским я забирал у оцепления группу детей-заложников, которых доктору Леониду Рошалю удалось вымолить у террористов за несколько часов до начала штурма. Сам штурм и операцию по спасению заложников (меня об этом аккуратно предупредили из администрации президента) с четырех утра 26 октября я комментировал в прямом эфире телеканала «Россия».
Ни 24-го, ни 25-го, ни 26 октября, несмотря на мои телефонные обращения из оперативного штаба к датчанам, из Копенгагена информация об отмене сборища ичкерийцев так и не поступила. Все было ясно. Ехать после трагедии на Дубровке в Данию и проводить там, как ни в чем не бывало, российско-европейскую встречу «в верхах» было недопустимо. Я порекомендовал президенту выбрать иное место для саммита. В итоге остановились на Брюсселе.
Путин вел переговоры жестко и, несмотря на уговоры виновника смены места проведения саммита, датского премьера Андерса Фога Расмуссена (будущего генсека НАТО) и председателя Еврокомиссии Романа Проди, отказывался подписывать итоговый документ саммита до тех пор, пока в него не будут внесены устраивающие нас дополнения. В итоге партнеры уступили. В работе саммита был объявлен перерыв. Основные переговорщики переместились в соседнее помещение для окончательной шлифовки соглашения. Владимир Владимирович дал мне возможность «додавить» европейцев. Оставшись один на один с еврокомиссаром Крисом Паттеном, мы с заместителем министра иностранных дел России Сергеем Разовым (ныне – посол России в Италии) в условиях цейтнота заставили его убедить Еврокомиссию внести окончательную правку итогового документа саммита в полном соответствии с нашими требованиями о беспрепятственном транзите граждан России в Калининград и обратно.
Чего же в итоге нам удалось добиться? Специально для целей транзита граждан России в Калининград и обратно Европейский союз внес серьезные изменения в свое законодательство, о чем раньше евробюрократы не желали даже разговаривать. В соответствии с новыми правилами транзита, вступившими в силу 1 июля 2003 года, нашим гражданам теперь не нужно было обращаться за визой в литовское или какое-либо еще посольство. Они приобретали билет в любой российской железнодорожной кассе и через 24 часа уже могли отправляться в дорогу. За это время российская и литовская стороны проверяли данные на пассажира, не совершал ли он преступлений на территории России и стран Евросоюза. Для России это не менее важно: ведь преступник, находящийся в федеральном или международном розыске, сев в транзитный поезд, может воспользоваться этой лазейкой, чтобы ускользнуть из страны. Так, на литовском участке дороги были отмечены многочисленные случаи аварийной остановки поезда представителями чеченских бандформирований для незаконной высадки. Новые правила транзита эти риски исключили. С другой стороны, для добропорядочных граждан России, к которым были какие-то необоснованные претензии Литвы, такой порядок следования через ее территорию был своеобразной «подушкой безопасности», спасавшей его от задержания и даже ареста.
Уже в поезде при пересечении границы пассажир предъявлял представителям литовских властей свой паспорт. Литовские пограничники, проверив его, бесплатно выдавали специальный проездной документ на две безвизовые поездки – туда и обратно. Причем до 1 января 2005 года граждане России могли использовать для целей транзита даже свой внутренний паспорт. По моей настойчивой просьбе возглавлявший в то время правительство России Михаил Касьянов оперативно выпустил постановление, разрешающее вклеивать во внутренние паспорта фотографии детей, следующих вместе с родителями. Это сняло массу проблем в период школьных каникул и позволило минимизировать моральные и финансовые издержки наших граждан в связи с вводом новых правил транзита.
Вот, собственно говоря, и вся процедура. Кроме того, в итоговый документ саммита мне удалось включить положение о подготовке в 2005 году технико-экономического обоснования строительства магистрали для скоростного безостановочного и, естественно, безвизового поезда, который должен быть окончательно убрать остающиеся неудобства для поездок в Янтарный край России.
Тем не менее, решение вопроса калининградского транзита продемонстрировало нашу способность занимать твердую позицию в деле защиты прав наших граждан и сняло остроту в наших отношениях с Европой. Итоговый документ брюссельского саммита, прописавший всю технологию калининградского транзита, стал примером того, что Россия и Европа могут в сжатые сроки решать самые сложные вопросы, а не только трещать «птичьим языком» дипломатов о важности «стратегического партнерства», плохо понимая, в чем же оно на самом деле состоит.
Кроме того, для подстраховки железнодорожного транзита в калининградском Балтийске (бывший Пиллау) был построен причал для паромной переправы в Усть-Лугу Ленинградской области. Также была модернизирована взлетно-посадочная полоса в «Храброво». Теперь этот калининградский аэропорт может принимать самолеты любого класса, обеспечивая «воздушный мост» с нашим европейским эксклавом. Эти вопросы также находились под моим контролем, о ходе расширения морской переправы и воздушного сообщения я регулярно докладывал президенту.
Указом Владимира Путина мне была вынесена официальная благодарность. Дальнейшее решение вопросов, связанных с калининградским транзитом, было возложено на МИД и администрацию президента. К сожалению, исторические решения брюссельского саммита Россия – ЕС были выполнены лишь частично. Как я уже отметил, про строительство скоростных железнодорожных магистралей и планы совместного развития инфраструктуры в северо-восточной Европе с участием Калининградской области все как-то сразу забыли. Зря. События 2022 года показали, что вопрос беспрепятственного сообщения России своей Калининградской областью имеет стратегически важное значение.
